Нехитрые расспросы показали, что Бахит все-таки дошел до молоха, но на этом все хорошие новости заканчивались.

Охране невольник сказал, что госпожа послала его за позабытыми от усталости вещами. Караванщики смутно припомнили, что раба вроде как продали мне и он действительно всю дорогу шел у моего седла, да и свежая надпись на ошейнике говорила сама за себя. Бахита пропустили к стоянке, и он даже действительно рассыпал приманку перед носом молоха, как и подобало предусмотрительному и услужливому невольнику, и охрана успокоилась.

А предусмотрительный невольник порылся в моих тюках, выгреб сменную одежду и теплое одеяло — и под ними и вынес зачарованный меч.

Это было настолько глупо, что я не могла решить, кто тут окончательно сошел с ума: беглый раб с оружием или я, не рискнувшая войти под чужой кров с клинком в руках. Подумаешь, законы гостеприимства, «женщине Камаля» ещё и не то простили бы!

— О чем он только думает? — в полнейшей растерянности спросила я. — Ошейник зачарован, его не снять без моего слова, а первый же свободный человек не из каравана, увидев вооруженного раба, убьет его на месте!

Камаль резким движением всадил свой клинок в ножны и вернул перевязь на место. На его оружие Бахит не позарился.

— Это если его увидят, — мрачновато заметил он и стиснул зубы.

— "Если"? — переспросила я, растеряв весь запал. — Мааб не настолько большой ксар, чтобы в нем можно было бесследно исчезнуть, смешавшись с толпой!.. — и осеклась, сообразив, в чем просчиталась.

Обычный беглец был бы вынужден двигаться от оазиса к оазису, то и дело выходя к жилью, чтобы переждать непогоду под защитой стен. Человеку не выжить в пустыне в одиночку.

Если он не арсаниец.

Арсанийскому магу, проведшему всю жизнь в пустыне, не составит большого труда проложить свой путь через необитаемые оазисы. От непогоды и хищников его защитит дар, от голода и жажды — знания о пустыне, впитанные с молоком матери. Останется разве что вопрос общения, но что-то подсказывало, что Бахит за последние дни несколько пресытился компанией и ещё нескоро возжаждет услышать человеческую речь.

Особенно мою.

— Куда он направится? — спросила я, прикрыв глаза, чтобы успокоиться и упорядочить мысли. — Ар-раджим с ним, с Бахитом, но я должна вернуть меч и преподнести в подарок арсанийскому старейшине, чтобы уговорить его отправить магов на службу Рашеду-тайфе!

Камаль пожал плечами — и вдруг кривовато усмехнулся, посветлев лицом.

— Не нужно менять свои планы из-за негодного раба, ас-сайида Мади. Мы шли в ксар Уммаи-Ма на горном плато, где стоят Свободные. Туда мы и пойдем.

— Но… — я беспомощно развела руками. — С чем я приду к старейшине?

Камаль хмыкнул и, протянув руку, выразительно постучал пальцем по моему тюрбану.

— Чертежи? — несколько усомнилась я. — Но меч…

Зачарованный меч — куда более значимый и дорогой подарок. Приняв его, старейшина будет вынужден ответить чем-то не менее ценным.

Парой месяцев работы его магов, например.

— По-моему, ты склонна вечно недооценивать людей вокруг, ас-сайида Мади, — усмехнулся Камаль, даже не позволив мне договорить. — И не слишком хороша в уговорах, одним небесам ведомо, почему. Когда дело доходит до пустой болтовни, твоим языком будто сам ар-раджим ворочает!

Я насупилась.

— Что ты предлагаешь?

— Найди оружейника, — посоветовал Камаль, — и купи у него клинок. А зачаровать его смогу и я.

Он выжидательно умолк, и я неуверенно усмехнулась. Звучало-то все просто, и предложение было не лишено смысла. Если не считать пары деталей, способных перевернуть с ног на голову весь план.

Магия Камалю подчинялась ровно в двух случаях — когда требовалось меня защитить или когда нужно было атаковать моих врагов. Вчера я получила более чем наглядное подтверждение его бедственного положения.

Чтобы зачаровать клинок, Камалю потребовалось бы вернуть себе контроль над даром. Но мне категорически не нравились оба возможных способа все исправить.

— По-моему, мы сошлись на том, что тебе не нужна жена, чья верность принадлежит не мужу, — хмуро напомнила я, — и что я не могу пролить достаточно крови, чтобы не выпустить бурю, от которой ты не сможешь укрыться в одиночку. Нет. Лучше скажи мне, куда мог отправиться Бахит?

Камаль драматически закатил глаза. Выглядело до того знакомо, что я почти устыдилась, но брать свой вопрос назад все же не стала.

— Не имею ни малейшего понятия, — решительно заявил кочевник. — Бахит глупее пастуха восьмидесяти баранов, и что происходит в его голове — тайна для любого нормального человека. Он мог бежать в столицу в надежде перепродать меч, мог отправиться дальше к горам, чтобы выкупить себе доброе имя среди Свободного народа, а мог броситься куда глаза глядят, надеясь сбить с толку погоню. К чему тебе этот песий сын? Разве не было очевидно, что рано или поздно он снова предаст тебя, как предал прежнюю госпожу? Забудь о нем и иди дальше. Пусть тебе выкуют меч, а зачаровать его можно будет и в Уммаи-Ма, где будет предостаточно магов, помимо меня. Там ты решишь, чего тебе хочется больше — пролить нашу кровь, чтобы умиротворить пустыню, или же назвать меня мужем.

— Ты же сам пожалеешь, если я выберу последний вариант, — мрачно заметила я. — Кто же пожелает себе жену, у которой языком будто сам ар-раджим ворочает?!

Нет, я знавала одного большого уникума в столице. Но что-то сомневалась, что могла случайно повстречать второго посреди пустыни!

Но Камаль только посмеялся и, как обычно, посчитал беседу законченной. Я уныло смотрела ему в спину — в который раз? — и чувствовала себя так, словно меня за язык сам ар-раджим тянул.

Но стоически держалась.

Глава 14.2

Женщины в Маабе почти не спускались с плоских крыш своих домов, пока поблизости были чужаки. Обычай велел им держаться подальше от тех, кто мог угрожать безопасности — и их, и устоявшегося уклада. В этом плане я для них была ничуть не лучше, чем тот же Камаль, от которого неизвестно, чего ожидать: то ли он почтит законы гостеприимства и оазис будет спать спокойно, то ли вспомнит свои разбойничьи корни и разорит все хранилища и колодцы, раз уж в ксаре нет ни одного мага, способного остановить арсанийца.

Мне пришлось обойти две улицы, прежде чем нашлась достаточно смелая хозяйка, решившаяся указать, где искать кузнеца. Диалог, правда, все равно пришлось вести с разных уровней, потому что отважная жительница ксара не рискнула спуститься с крыши. Я удовлетворилась и этим и удалилась в указанном направлении, а за спиной у меня тут же зашушукались и засмеялись — смущённо и тихо: соседки спешили обменяться впечатлениями о приезжих.

С кузнецом, к счастью, вышло проще. На него самого в ксаре поглядывали с опаской: в умении ковать и плавить металл жителям виделось что-то колдовское, необъяснимое, и кузнец привык относиться к диковатым просьбам философски. Женщина, которой понадобился меч, его ничуть не удивила. Взяв задаток, кузнец велел вернуться завтра вечером.

А я вышла на узкую улочку ксара, уже раскалившуюся под утренним солнцем, и выдохнула с облегчением. Я до последнего опасалась, что из-за этого заказа придется просить о помощи Камаля. Вдруг бы ремесленники не стали со мной говорить?..

А Камаль как раз отправился к Зияду-аге, дабы напомнить, как же караван-баши благодарен за безопасное путешествие по пустыне и защиту от бури. И это тоже принесло неописуемое облегчение.

Я была вынуждена согласиться на его план. Но раздумывать о логическом завершении все ещё не была готова, а присутствие Камаля ежесекундно напоминало о моем слабоволии.

Все ведь было просто и очевидно. Я всё-таки влюбилась. В моей голове упрямо звучал голос тайфы, фантомы прикосновений все ещё будоражили мои сны, а одна мысль об ответном письме наполняла трепетным предвкушением. Этого было более чем достаточно, чтобы отказаться от ритуала единения с Камалем, но…